Она сидела в серой подворотне
Одна, и не молила об участьи.
Спросила на ей брошенную «сотню» —
Зачем? А ей ответили — на счастье...
В тонюсеньком и сереньком пальтишке,
С глазами цвета мокрого асфальта,
Похожая на серенькую мышку,
И в шапке поверх выбритого скальпа.
Одни, идя, смотрели с удивленьем,
Другие просто морщились брезгливо,
Но, что ей было до чужого мненья,
А им всем до того, что ей тоскливо.
Тоскливо — слабо сказано строкою,
Ей было до безумия паршиво,
Ведь жизнь коварной бурною рекою
Снесла всё то, что в жизнь она вложила.
Не стало дома, рухнули надежды,
Несчастье расписалось ярой болью,
Сняв с тела оболочку, как одежды,
И посыпая раны горькой солью.
Осталась в жизни вольная дорога,
Но всё-таки какая-то отрада,
Вновь брошенная «сотня» — вас тут много?
Не надо, заберите, мне не надо...
Она сидела в серой подворотне...
Все думали — какая-то «бомжиха»,
С бравадой лихо брошенная «сотня»,
В её глазах — не знать бы вам то лихо...
Одна, и не молила об участьи.
Спросила на ей брошенную «сотню» —
Зачем? А ей ответили — на счастье...
В тонюсеньком и сереньком пальтишке,
С глазами цвета мокрого асфальта,
Похожая на серенькую мышку,
И в шапке поверх выбритого скальпа.
Одни, идя, смотрели с удивленьем,
Другие просто морщились брезгливо,
Но, что ей было до чужого мненья,
А им всем до того, что ей тоскливо.
Тоскливо — слабо сказано строкою,
Ей было до безумия паршиво,
Ведь жизнь коварной бурною рекою
Снесла всё то, что в жизнь она вложила.
Не стало дома, рухнули надежды,
Несчастье расписалось ярой болью,
Сняв с тела оболочку, как одежды,
И посыпая раны горькой солью.
Осталась в жизни вольная дорога,
Но всё-таки какая-то отрада,
Вновь брошенная «сотня» — вас тут много?
Не надо, заберите, мне не надо...
Она сидела в серой подворотне...
Все думали — какая-то «бомжиха»,
С бравадой лихо брошенная «сотня»,
В её глазах — не знать бы вам то лихо...

Комментариев нет:
Отправить комментарий