ГИБЕЛЬ ПОМПЕИ

1

Однажды в феврале давным-давно
Средь бела дня Помпеи содрогнулись...

Везувий спал, но у подножия его

Дворцы, лачуги, леса, как картонки, гнулись,

Город укрыл пунцовой грязью смог.

Вулкан же всё молчал. Невыносимым стоном

Предгорье бушевало. Земля

Покрылась грязным вкупе с кровью тоном.

Люди к небу взывали о пощаде моля.

В ответ удар за ударом — пульсацией крови

Уды обрывались покинутой земли.

Не вина то в пифос¹ зарытый лились,

А слёзы отчаянья потоком струились.

Везувий лишь слегка содрогнулся —

Земля пылает огнём, всё ниже были небеса.

А сон глубок — вулкан так и не проснулся.

Покамест небом правила гроза.

2

Минуло много лет. Везувий всё же взбеленил,

И многовековая дремота ухнулась на землю.

Усевшись у подножия, воскликнул исполин:

«Я безмерно долго спал и кличу внемлю

Аида, что взывает из беспросветных глубин,

Мне неймётся узнать свою силу

Да с юдолью земной обо всём поговорить»...

Встрепенулось всё, что подле было,

Смертью натужилась житейская нить.

В тот августа день спряталось солнце

От дремлющей у предгорья Помпеи,

Сквозь скудное прозрачное оконце

Вдруг показались огнемётные змеи,

И мощный взрыв из кратера вулкана

Набатом разодрав былую тишину,

Причинил Помпеи огненную рану —

Да так, что Геркуланум² и Стабии³ содрогнулись поутру.

3

Каменный факел бурлил и смрадом дышал,

Громадным грибом столп в десятки километров

Из жерловины вырвался, Аида приговор верша,

Пылегазовой волной, гонимой ветром,

Из пемзы с пеплом, будто не спеша

Полетел, неся пагубу для Помпеи,

А с ней всему, что повстречалось на пути.

Ветер в ураган превратился — стал злее,

Старуха с косой тщилась каждого найти.

С небес струился из лавы раскалённой

Кроваво-красный ливень сутки напролёт,

И вопль к богам предсмертный, обречённый

Окаменел в земле, когда пришёл черёд.

Люди были ещё живы в смоляной пыли,

Что облаком стояла в небесах,

Громыхали взрывы — то газы выходили.

На город опускался пепел и прах.

4

О, боги! В чём люди пред вами согрешили,

Зачем Судный день вершите на земле?

Судьбы их безжалостно решили —

Курганом громадным в пыльной мгле,

Тела окостенели в муках бездыханны,

Загнившие под огненным жгучим дождём,

Их позы невероятны и странны

Той гибели, что случилась тем жутким днём.

Нет ужасней мучений на свете,

Когда утратит мать собственных детей,

Те в пламени горят, как головни в печи,

Прося о помощи нечеловечьим криком к ней,

И, захлёбываясь в пламенной пучине,

Она неистово рвётся им помочь,

Татанос в своей нещадной личине

Отнимает жизнь у их, посылая бессрочно ночь.

5

Исполин вдруг заурчал. Выплеск лавы

Пылающих, расплавленных пород,

Столь громаден, что не устроить переправы

И не вызволить истерзанный народ,

На город ринулся, всё на пути сметая.

Не сдюжила прочная стена,

Оставшихся живых нещадно сжигая,

Чертоги, усадьбы окутала смертельная волна.

Народ же, очутившись в дьявольском пекле,

Заклинали, взывая к небесам,

Кто видел — от ужаса с мукой слепли —

Не ограждала скорбная слеза.

Кенотафами стали им крыши,

Гробница кому-то их дом родной.

Эпитеты на стеле не напишут —

Все упокоены семьёй одной.

6

Вздохнув Везувий вновь погрузился

В свой извечный кемар на долгие века,

А над Помпеей саван расстелился.

Там в седой тефре пропала река,

И кручина залегла многометровым горем,

Мрачную надев вуаль,

Река стремилась из мрака навстречу с морем

И горевала плачем, вперившись вдаль.

Сквозь годы дальнозоркая Матушка-Природа

Переодела саван на сосновый бор.

Однако память людского рода

На дрёму исполина всё обращает взор,

И, раскрывая прежде незнакомые страницы,

Злоключения уничтоженной Помпеи

Посмертные созерцаем маски-лица

Некогда обитавших в городе людей.

P. S. Предвестником извержения стало сильное землетрясение, произошедшее 5 февраля 62 года н. э. и описанное, в частности, в «Анналах» Тацита. Бедствие нанесло большой урон городу, практически все постройки в той или иной степени были повреждены. Большая часть зданий была отремонтирована, однако некоторые сохранили повреждения до самой гибели города в 79 году.

Извержение Везувия началось днём 24 августа 79 года и длилось около суток, о чём свидетельствуют некоторые сохранившиеся манускрипты «Писем» Плиния Младшего. Оно привело к гибели трёх городов — Помпеи, Геркуланум, Стабии и нескольких небольших селений и вилл. В процессе раскопок выяснилось, что в городах всё сохранилось таким, каким было до извержения. Под многометровой толщей пепла были найдены улицы, дома с полной обстановкой, останки людей и животных, которые не успели спастись. Сила извержения была такова, что пепел от него долетал даже до Египта и Сирии.

Из 20 000 жителей Помпей в зданиях и на улицах погибло около 2000 человек. Большинство жителей покинуло город до катастрофы, однако останки погибших находят и за пределами города. Поэтому точное число погибших оценить невозможно.

Среди погибших от извержения был Плиний Старший, из научного интереса и из желания помочь страдавшим от извержения людям пытавшийся приблизиться к Везувию на судне и оказавшийся в одном из очагов катастрофы — у Стабии⁴.

______________________

1Пифос (др.-греч. πίθος) — большой древнегреческий кувшин (мог быть размером с человека и более), сосуд для хранения продуктов — зерна, вина, оливкового масла, соленой рыбы.

2Геркуланум (лат. Herculaneum, итал. Ercolano) — древнеримский город в итальянском регионе Кампания, на берегу Неаполитанского залива, рядом с современным Эрколано. Равно как и города Помпеи и Стабии, прекратил существование во время извержения Везувия 24 августа 79 года — был погребён под слоем пирокластических потоков.

3Стабии (лат. Stabiae) — древнеиталийский город на берегу Неаполитанского залива, в 15 км от Везувия. Руины Стабий располагаются неподалёку от современного населённого пункта Кастелламмаре-ди-Стабия.

4Цитата из Википедии

НОСТАЛЬГИЯ О СЕВЕРОМОРЬЕ

1

На краю большой землицы,

Где закат в моря садится,

Где рождается восход,

Что на землю солнце льёт

И играет на свирели,

Пробуждая птичьи трели,

Там, среди прибрежных скал,

Дух поэзии витал.

2

Он любил просторы эти...

Ведь нигде на белом свете

Не журчали так ручьи —

Виртуозы-скрипачи,

Льющие по нотам воды

Для красавицы-природы,

Та, вкушая эликсир,

Расцветала. Этот мир

Создан был для восхищенья.

Дух, с Творца благословенья,

Всё записывал в стихи:

3

Как прекрасны и тихи

Звёздные ночи над Северным морем,

Как затем проснётся вскоре

Утро ранее с зарёй,

Встанет полуденный зной —

Солнце красное лучами

Всколыхнёт простор очами

И покажет свою власть,

Упиваясь жаром всласть...

Как на смену придёт вечер,

Принеся с прохладой встречу,

И уставшие цветы

Лягут спать, храня мечты.

4

Он писал незримым слогом

И рассказывал о многом

В звуке ветра и дождя...

Вслед, по воздуху летя,

Он порхал за стрекозою,

И печальною слезою

Омывал в последний путь

Тех, кто жаждал отдохнуть

От земных сует потешных,

Там, где место душам грешным.

5

Он не мог лететь за ними...

Его мир земной был зримый,

Дух решил, что белый свет

Лучше всех поймёт поэт —

Растворяясь в полярной ночи,

Он прекрасно знал, что строчки

Вспыхнут звёздочек огнём —

Лирикой, живущей в нём.

Становясь ручьём певучим

Он строкам давал созвучье,

Проникая в замки риф,

Дух слагал прекрасный миф.

6

Ветры пели его песни

На просторах поднебесья,

В чащах, где места тихи,

Ветры слушали стихи...

Их, как свет, внимали травы,

И зелёные дубравы,

Аплодируя листвой,

Восхищались красотой.

И до нас доходят ветры

Через мили, километры,

Принося от духа весть —

Что красот вокруг не счесть.

ПАЛАЧИ

«Тихая заводь» — деревня в глуши,
Церковь, совсем небогатый приход,
Люди идут за спасеньем души,
Зная друг друга; все — местный народ.

Но, появился однажды старик —
Полуслепой и измученный взгляд:
Кто он, откуда и что так поник? —
Смотрят с опаской, а в спину галдят:

— Слышал, что раньше он был палачом,
Бабка на рынке сказала тайком,
Головы людям рубил он мечом,
Люди, в итоге, сожгли его дом.
— Всю его жизнь ему слышится плач,
Жизнь свою держит в руках, как топор —
Сам выбирал, что он будет палач,
Может быть лучше, что если бы вор.
— Руки по-локоть залиты в крови,
Маска-лицо ни о чём не скорбит,
Душам чужим не дарил он любви,
Лучше бы кем-нибудь был он убит!
— Спит ли спокойно палач по ночам,
Снятся ль ему о возмездии сны?
Или, внимая потухшим свечам,
Кровь, как вино, пьёт из рук сатаны?
— С виду обычный, простой человек.
Всё о нём знаем, а может не всё?
Ведь не отмолит грехи он вовек
И не покает он сердце своё.

Слышал старик, но смиренно стоял,
Глядя в икону, неспешно крестясь,
Глаз приоткрытый слезу не ронял,
Вышел он молча, Святым поклонясь.

Позже в округе судачили слух,
Что старика нашли мёртвым в лесу,
Без головы, что повергло в испуг,
Тех, кто доселе трезвонил молву.

Люди закрыли дома на замок
И языки прикусили до боли,
Бабка на рынке сказала: Господь!
Мне не известно, он взялся отколе:
Кто ж мог такое сказать про него,
Что он служил сатане палачою,
Я ведь не знала о нём ничего,
Вы ведь судили людскою молвою.

Где похоронен несчастный старик
Людям известно, но в страхе обходят,
Снова судачат, что призрачный лик,
Полуслепой с топором ночью бродит.

Люди, а Люди! Порою молва
Рубит по судьбам как будто мечами,
Надо покаяться, я не права?
Тем, кто так просто вот стал палачами...

ДОРОЖНАЯ ДРАМАТУРГИЯ

То — комедии, то — драмы,
То — кромешный водевиль,
Боевик — словами дам,
Фразой папы — жизнь стиль.

Все герои постановки —
Каждый сам себе герой,
В жизненной инсценировке
Выбирает жанр свой.

Глядь, комедия в разгаре:
Вот Блондинка за рулём,
От любви к себе в угаре
Едет в голове с нулём.

С телефоном забавляясь
И забыв про зеркала,
В джип соседний ударяясь —
Тормозила, как могла…

Роль комедии уходит,
Место драме уступив,
Вдруг из джипа Пацан выходит,
Даром речи поразив.

Не найдя нормальной фразы,
Перебрав весь про маму лексикон,
Безобидною заразой
Окрестил Блондинку он.

Но угроза всё ж промчалась:
Всех блондинок перебить!
Тут Блондинка постаралась
В водевиль всё превратить.

Округлив глаза в испуге,
Губы трубочкой свернув:
Видно, ехали к подруге…
Шепчет, к Пацану прильнув.

Я, конечно ж, виновата,
Не заметить вас же — грех...
Смотрит на него любовно,
Пацан обмяк — ну, просто смех.

Водевиль бы продолжался,
Только время истекло.
С места боевик сорвался,
В джипе опустив стекло.

Оценив, Блондинки взглядом,
Столь роскошный экземпляр,
Вышла, стала с Парнем рядом,
Тут же нанесла удар.

У виновницы — Блондинки
Искры сыпались из глаз,
Превращаясь тут же в льдинки
От холодных колких фраз.

Гнев Блондинки, видно сила,
Так вошла в победный раж —
В тюнинг быстро превратила
Новомодный макияж.

Зритель жаждал продолженья,
Ждал ужастика момент,
Но, остановив движенье,
С воем вдруг примчался Мент.

Дальше, что происходило
Я не знаю, как назвать —
По кусочку подходило
К жанрам всем, не дать не взять.

Страж попытку примиренья
Бесполезно предпринял.
Пацана в недоуменье
Умолял, чтоб их унял.

Бедный Парень с этой свары,
Видно, тоже подустал:
Выключил в машине фары
И в сердцах нажал сигнал.

Дамы вмиг остолбенели.
Свет погас — звучит финал.
Зрители все посмотрели,
Только жанр никто не знал.

С чувством сделанного дела,
Заорал будто в лесу,
Бедный Парень Блондинкам смело:
Двух блондинок не снесу!

И сорвался, как на ралли,
Он не ехал — улетал,
А Блондинки вслед кричали,
Он им: Я вас всех видал…

Мент с сочувствующим взглядом
Слыша, что орёт Мужик,
Крикнул: Браво! стоя рядом,
И исчез, как и возник.

Вот такой театр дорожный
Завершился, как уж мог,
А машины осторожно
Поползли, пуская смог.

Те две яркие девицы
Побледнели, просто жуть,
И, поправив маски — лица,
Разошлись, видать, всплакнуть.

Дам я вам совет надёжный:
Не глазейте на базар!
Получить инфаркт ведь можно,
Видя наш репертуар.

На машине не неситесь,
Торопясь скорей домой.
И почаще всё ж креститесь:
Слава Богу, не со мной!