PRAENOMEN

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Выключи свет, чтобы видеть меня

Чего бы мне хотелось от жизни? Может, в вашей жизни этого в достатке, и вам это покажется глупым, или наивным, а может, вы скажете, что получить это очень просто, и дадите мне кучу советов, ссылаясь на свой богатый опыт, и да, он у вас есть, ведь вы имеете то, чего нет у меня, то, что я не могу принять в подарок, отобрать, или купить… Так что же это? Чтобы это объяснить, сначала я должен немного рассказать о себе.

Итак, сейчас поздний вечер, я иду по заснеженной загородной дороге, пролегающей через густой сосновый лес. Мне некуда спешить. Город А..., который я покинул пару часов назад, мне более не интересен, и я не собираюсь в него возвращаться, а вот то место, куда я направляюсь, всё сильнее захватывает мои мысли.

Я не спешу, потому что мне не опоздать, не кутаюсь в пальто, поднимая повыше воротник, потому что мне не холодно, меня не беспокоят мысли о ночлеге, еде, и я чувствую себя спокойно здесь. Пара волков вышли из леса и идут рядом со мной, неслышно ступая по прокатанному снегу. То отстают, то обгоняют меня, играют, покусывая друг друга, пытаясь скрасить моё одиночество. Луна светит ярко, придавая снегу серебряное сияние, превращая все вокруг в нереальный, сказочный мир, в котором очень хочется остаться навсегда, забыв тот, другой мир, но…

Но даже мне это не по силам. Внезапно волки сворачивают с дороги, и через секунду растворяются в темноте леса. Ещё через мгновение лунный свет исчезает, убиваемый двумя пучками ксенона за моей спиной, и всё вокруг приобретает свои обычные формы, будто с дешёвой конфеты сорвали красивую обёртку. Затем в глаза мне ударяет красный свет стоп сигналов, и сомнений не остаётся — моя реальность нашла меня.

— Спасибо что подобрали. Машин мало, уже стемнело, думал, замерзну насмерть в этой глуши.

— Далеко едете?

— Да как сказать…

— Скажите как есть.

— У меня встреча с друзьями, добираться далековато, но, оно того стоит.

— А почему путешествуете автостопом, если не секрет?

— О-о… Ну, как объяснить. Встречать разных людей — это моя судьба, что-то вроде этого.

— Интересно. Никогда этого не понимал. И я не очень-то общительный человек, если честно. Люблю ехать на машине, кругом ни души, в одиночестве, под негромкую музыку. Ни за что бы вас не подобрал, если бы не мороз, если честно.

— Да, понимаю. Вы, я вижу, любите машины?

— О да, это моя страсть. В чём — в чём, а в машинах я толк знаю, это точно.

— Да, тачка у вас что надо. Если не ошибаюсь, японская?

— Именно. И весьма непростая.

— Это как?

— Гибрид!

— Что-то слышал об этом, но не помню…

— Это когда автомобиль работает на двух видах энергии — от внутреннего сгорания бензина и электричества. Здесь два двигателя, которые работают то в паре, то по очереди.

— Ну и? Каков эффект?

— Экономия топлива, хоть и не такая уж впечатляющая, но…

— А я этого не понимаю. Был бы только электромотор, да не нужен был бензин, тогда да. А так получается, как если бы ты купил шлюху, и вместо того чтобы трахать её, заставил приготовить себе ужин, а сам смотрел на это и дрочил. Вроде бы… О, извините, я вас задел чем-то, может, Вам такое по душе, я ни в коем случае…

— Да не …

— Я же не сказал ничего оскорбительного, например, что вы растлитель малолетних мальчиков, или же, совокуплялись с трупом своей бабушки… О, я что-то не то сказал…

— Послушайте, кто вы такой? Это всё подстроено? Кто вас нанял? Это шантаж? Чего вы хотите?

— Простите, я похоже, что-то не то сказал… Давайте забудем, а? Не обижайтесь, я не хотел наговорить Вам гадостей всяких, простите меня…

— Да, да…

— Осторожно! Бомж идёт по обочине! Ненароком задавить его, потом чинить машину где-то в подпольной мастерской, чтоб не задавали лишних вопросов, прятать труп, который, как окажется, вовсе не труп…

И тут он взорвался. Машина резко затормозила, его толстое лицо стало красным, как перезрелый помидор, когда он орал — «Убирайся! Пошёл вон!»... Ну и, всё в том же духе, включая поминание моих родителей — в особенности мамы... Не успел я ступить на землю, как он надавил на газ, и его серебристый гибридный внедорожник умчался во тьму.

Но не далеко. Он отъехал метров на триста, я театрально щёлкнул пальцами, передняя шина лопнула, машину понесло на обочину, и она въехала в придорожный столб. Бак лопнул, и бензин полился на замкнувший и искрящий электродвигатель. Когда я проходил мимо, толстый человек с очень плохим прошлым уже перестал кричать и звать на помощь, превратившись в дымящий, покрытый аппетитной корочкой, труп. Мои недавние спутники уже выбегали из леса, весело помахивая хвостами, словно благодарили за заботливо поданный ужин.

Что ж, вероятно, грядущий рассвет мне всё-таки придётся встретить на пустой заснеженной дороге. Я не люблю рассвет, хотя это действительно захватывающее зрелище. Горизонт разрезает кромка света, будто прорывающегося сквозь тьму и затягивающая в себя звёздное небо, свет борется с тьмою, как две противоположные стихии, и исход этой схватки предречён.

Вы скажете, закат — это то же самое, только наоборот? Да нет, нет. На закате свет уходит, равнодушно повернувшись ко тьме спиной, позволяя ей выйти из пещер и подвалов. Ненадолго. А затем вновь возвращается и прогоняет мрак назад в его убежища, где она прячется, выжидая своего часа, наступающего по милости света, уходящего по своим делам.

Скоро свет вернётся, и начнётся новый день. И вместе с ним ко мне потянутся тени, растущие с каждой секундой, окружающие меня, и несущие с собой, то, что должно произойти сегодня. Тени нового дня. Я вижу в них чьи-то мысли, надежды, планы, грядущие события, и все они, так или иначе, связаны со мной. И эти тени переплетаются, стремясь к финалу, в который я несомненно буду вовлечён.

Вы спросите, откуда у меня все эти мысли, и почему они посещают меня именно в ожидании рассвета? Потому что я очень тесно связан с ним, многими и совершенно разными обстоятельствами . Например, эта связь есть в моём имени. В переводе с одного древнего языка оно означает «Сын Зари».

Что ж, позвольте представиться, моё имя Люцифер.

Этот рассвет… Что же такого необычного в нём, спросите вы? Почему именно с него я хочу начать свой рассказ? Что ж, отвечу. Потому что настал тот день, когда моя история, наконец-то, найдёт свое продолжение, а может, и конец. Я обладаю определённой репутацией, и да, она отнюдь не беспочвенна, но, как известно, у каждой монеты есть две стороны. Аверс моей истории рассказан многократно, переписан с ошибками и неизменным добавлением рогов, копыт, голов с клыками и опять рогов, хвостов, армий демонов, заклятий, проклятий и так уже несколько тысяч лет. А реверс… Его мне поможет рассказать один мой старый друг. Но для начала я хотел бы дождаться полного собрания своих слушателей. Они и есть тени, преследующие меня. Ведь каждый из них нужен мне, очень нужен для… но нет, обо всём по порядку. Они уже приближаются. С севера, юга… ...запада и востока.

1

Бармен от неожиданности уронил на стойку связку ключей. Задумчиво посмотрел в угол зала, где за столиком возле зеркальной стены дремал слепой старик, самый странный из всех завсегдатаев его захолустного заведения, стоявшего на перекрёстке двух полузабытых загородных трасс, неподалёку от небольшого, почти заброшенного городка. «Такого с ним ещё не было, чтоб орал во сне, старый психопат. Надо бы гнать его отсюда, да жаль другого такого дешёвого помощника не найти». Шутка ли — уже несколько лет тощий слепой старик сторожил закрытый бар днём за пару стаканов выпивки вечером. Заведение работало с вечера до рассвета, ведь именно в это время сюда захаживали водители проезжавших по дороге, пустующей из-за построенной в объезд мелких городишек новой скоростной трассы.

Сторож из него, конечно, был никудышный, но всё же спокойнее было спать с мыслью, что за несколькими бутылками пива и дешёвой водки в холодильнике хоть кто-то приглядывает.

Бармен подошёл к старику и крепко хлопнул по столу рукой. Тот вздрогнул и раскрыл уродливые пустые глазницы.

— Ну всё, я пошёл спать. А ты смотри не напейся на халяву.

— Твоё дерьмовое пойло даже даром в глотку не лезет. Хотя… ты подал мне идею. Может, вырублюсь, да меня сожрут крысы, которых в этой дыре намного больше, чем клиентов.

— Ага, теперь я знаю, как от тебя избавится, старый придурок.

Бармен сказал это уже с улицы, запирая дверь.

— Да уж, дождёшься… — пробурчал старик, снова усаживаясь на стул и закрывая свои сухие глаза — Знал бы ты, скольких таких, как ты, я пережил…

Через несколько секунд старик уже храпел. Он видел сон, хотя на самом деле это был не сон. Он просто видел.

СЕВЕР

Катя достала из кофеварки чашку кофе, уже четвёртую за вечер и посмотрела на часы. Маленькая стрелка давно уже опустилась за римскую цифру два. Окна в домах напротив погасли, и улицу освещал лишь тусклый свет далёкого фонаря, рассеиваемый по белому снежному покрову. В её голове образовалась пустота. Взгляд потерял фокус, и она не мигая уставилась в неопределённую точку в пространстве где-то за окном.

«Я хочу спать. Просто я устала и хочу спать, — подумала она. — Я не хочу здесь ночевать. Это неправильно, потому что..».

Тихий всхлип вывел её из оцепенения. Она повернула голову. Её сестра сидела на стуле, поджав под себя ноги и закрыв руками лицо, и тихо хныкала.

— Знаешь?!.. — сказала Катя — Есть одна притча... Ну, это вроде как история такая, с каким-то смыслом... — Катя уселась на стул и закурила, а затем продолжила:

— Так вот...

Однажды, где-то там в тридевятом королевстве, когда-то давно... В общем, умер старый король. Испустил последний вздох, душа его отошла от тела, и пошла по полоске света прямо на небо. Идёт король по этой дорожке из света и облаков вверх, на небо, и уже видит перед собой ворота рая, в воротах стоит сам Господь, и, улыбаясь, машет королю рукой, как вдруг...

Катя отхлебнула кофе, затянулась, и посмотрела на сестру. Та стала хныкать реже, и смотрела на Катю красными от слёз глазами. Спутавшиеся белые волосы беспорядочно свисали вокруг бледного лица, руки сжимали небольшой потрёпанный блокнот в обложке из синей искусственной кожи.

— Ну, так вот...

Вдруг кто-то хватает его за ногу, и король проваливается вниз. И оказывается в тёмной комнате, а перед ним — тот, кто втащил его в неё, и этот кто-то — сам Сатана. Стоит он перед королём, весь чёрный, с чёрными крыльями за спиной, под ногами горит адское пламя, и смотрит прямо в глаза королю. Тот испугался, от страха трясется весь, и говорит:
«Сатана, зачем ты помешал мне попасть в Рай, я ведь ничего плохого не совершил, любил своих подданных, войн не вёл, не казнил преступников, почему я здесь, с тобой, а не в с Господом в Раю?»
Дьявол ничего не ответил, а лишь отошёл в сторону. И тут король увидел сидящую на полу у стены ужасную старуху, безобразную, грязную, покрытую язвами, одетую в рваное тряпьё.
«Кто эта ужасная женщина?» — недоумевая, спросил король.
Сатана лишь улыбнулся и щёлкнул пальцами. Тот час же и король, и старуха преобразились. Король стал молодым принцем, каким был когда-то, а старуха превратилась в прекрасную юную девушку. Король посмотрел на девушку, и узнал её. Однажды, когда он был молодым, они встретились на берегу моря и полюбили друг друга, но...
Но король ушёл от неё, пообещав вернуться, но вскоре забыл о своём обещании. Девушка же поклялась ждать его до самой смерти. Король понял, что тогда он предал её. Будучи человеком благородным, он сказал Сатане:
«Она ни в чём не виновата, отпусти её, и возьми мою душу».
Дьявол пристально посмотрел на него, и промолвил:
«Иди, ты свободен, а она останется».
«Как же так, почему?» — недоумевая спросил король.
«Её грех много больше» — ответил Сатана.
«Но почему? — Закричал король. — Это ведь я предал её!».
«Всего-то?!.. — Ответил Дьявол. — А она предала саму себя».

Катя допила кофе и стукнула чашкой по столу.

— Не вернётся твой любимый. Всё, это конец.

Сестра снова залилась слезами. Катя забрала из её трясущихся рук блокнот, взяла со стола пачку сигарет, зажигалку, пошла в ванную. Заперла дверь, уселась на пуфик, облокотилась на умывальник, закурила, и стала перечитывать написанный на перепачканных сажей и кровью страницах мелким корявым почерком, текст.

21 января 2011 года

Здравствуй, дорогая Лиза! Вот, опять решил записать свои приключения в то время, когда я, как ты считаешь, нахожусь в другом городе по делам своего бизнеса, о котором ты имеешь очень смутное представление. Я часто так делаю. Покупаю блокнот, записываю всё, что со мной происходит, а затем, перед встречей с тобой, сжигаю его где-нибудь в подворотне или просто выбрасываю в мусорный бак. Зачем я это делаю? Затем, что вечерами здесь очень скучно, да и к тому же, порой бывает сложно сформулировать свои мысли, и... Да нет, всё это ерунда! Просто когда чем-то занят, страшно меньше... От чего страшно, спросишь ты? От этой злобной пустоты вокруг, от ночных шорохов, от искажённых силуэтов, рисуемых бликами огня, от проклятого, пробирающегося под кожу холода. Да, дорогая моя, я не в теплой гостинице за рубежом, в стране, где безумно дорогой роуминг, и поэтому со мной тяжело связаться по сотовому. Здесь он вообще не ловит сигнал. По моим подсчётам, до ближайшей вышки минимум 70 километров, как впрочем, и до ближайшего жилья. Да дорогая, я в такой глуши, что даже трудно представить. Непролазный лес меняется пологими горами, местами пересекается реками, не меняется только одно — вокруг ни души. И холод. И снег. Проклятый снег. Он вгоняет в отчаяние, самим своим видом повергает в жуткую апатию, создает особое чувство одиночества чёрной точки на белой простыне, будто пространство, которое необходимо преодолеть, растянулось до бесконечности, заполняемое лишь отвратительным скрипом под ногами да хрустом замороженных деревьев.
Спросишь, зачем мне это всё? Конечно же, ради денег. В рюкзаке, что сейчас у меня под головой — наш новый дом, неплохая машина и ещё много всяких приятных вещей, которые мы сможем позволить себе после моего возвращения. Два долгих года я занимаюсь этим проектом, и вот, наконец, я возвращаюсь домой с двадцатью килограммами золота в монетах третьего рейха за спиной. И я наврал бы, сказав, что больше сюда не вернусь. И дело не в том, что здесь ничего не осталось, и не в жадности… на самом деле, даже при том, что здесь страшно и холодно, и просто опасно, только здесь я чувствую себя по-настоящему живым.
Да и экипирован я неплохо, чтобы жаловаться на беззащитность. Обрез помпового ружья и полуметровое обоюдоострое мачете на двуручной рукояти внушают уверенность в себе двадцать четыре часа в сутки. Огниво, много чая, тушёнка, которая правда уже заканчивается, сухари и сигареты — этого достаточно моему организму для выживания. Чего не хватает — так это виски, и, конечно же, тебя. Но ничего, ждать осталось недолго, может, дня три — и я буду там, где есть люди, и следовательно, откуда легко добраться домой. К тебе...
Что ж, буду уже спать, если это можно так назвать… лёжа на ветках возле костра, на морозе не так просто заснуть. Правильнее сказать — буду ждать рассвета. Проваливаться в сон и думать о тебе. Я привык к этому: как будто смешиваются сон и реальность, и получается бред. Значит, буду бредить тобой. До завтра!

22 января 2011 года

Знаешь, сегодня плохой день. Очень плохой. Потому что я заблудился. Но это не самое страшное. Больше всего мне не нравится, при каких обстоятельствах это случилось. Снег в лесу не очень глубокий сейчас, днем оттепель, он жёсткий и липкий… Так вот. В один момент мне показалось что-то, или нечто… Будто бы я увидел краем глаза какую-то тень, или кого-то… В общем, я остановился и стал смотреть по сторонам, конечно же, ничего не увидел, а затем решил вернуться по своим следам. Недалеко, метров пятьдесят. И вернулся. Ох, зря я это сделал. Пройдя метров тридцать, я увидел след. Чужой след. Он пересекал мой почти под прямым углом. И выглядели эти следы… так странно… так странно, что я сразу снял обрез с предохранителя. Это не напоминало след зверя, и так же не похоже было на человеческий след. Я рассматривал этот отпечаток долго, минут пятнадцать, пытаясь сообразить: какая тварь могла его оставить, но так ничего и не придумал. Затем пошёл по этому непонятному следу. Расстояние между отпечатками было почти три моих шага, а это значит, что у этой твари либо очень длинные ноги, либо она передвигается прыжками. Она двигалась зигзагами, время от времени пересекая мои следы, а затем ушла в сторону и назад, видимо, когда я остановился. Затем след исчез. Я прошёл по кругу, постепенно расширяя радиус, но так ничего и не нашёл. А когда вернулся в место, где потерял след, то увидел на коре дерева глубокие царапины, оставленные когтями, на уровне немного выше моего роста.
Начался снегопад. Все эти чёртовы следы замело за считанные минуты, а я стоял и, как дурак, пялился на кроны деревьев, а затем побрел дальше с вполне понятным чувством тревоги, постоянно поглядывая то вверх, то назад, то под ноги, и когда стемнело, я почему то снова оказался в том же месте, где я нашёл эти проклятые следы. Хотя, клянусь, я шёл по компасу! Но было уже поздно разбираться с направлением, нужно было устраиваться на ночлег, а это совсем не просто. Нужно нарубить веток для настила, собрать дрова, разжечь костёр, растопить снега и накипятить воды для чая, а лучше бы и поесть, хотя аппетита, привычного для конца дня, проведённого в пешей прогулке длинной в пару-тройку десятков километров по заваленному буреломом лесу, не было вовсе.
e="color: #660066;">Накипятил воды из снега, попил чаю, покурил, и вроде бы успокоился. Какого чёрта я должен кого-то бояться? У меня большой опыт выживания в диких местах, бывало, сталкивался с разным зверьём, и пока что жив. Да и к тому же, в мои цели и планы совершенно не входит охота на что бы то ни было, да и скорее всего, этот зверь давно уже пошёл в другую сторону, подальше от меня. Увлёкся этими дурацкими следами, и получилось, что потерял драгоценный день. С этими мыслями и прощаюсь с тобой. До завтра.

23 января 2011 года

Вчерашний день был ещё ничего. Сегодня неприятности начались с самого утра. В общем, проснулся я… или вернее, открыл глаза, ибо то состояние, в котором я пребывал, трудно назвать сном, и знаешь, что было первым, что я увидел? Тот самый вчерашний след, поверх моих следов. И видимо от того, что утром рассудок яснее, я сразу понял, каким образом можно оставить подобный отпечаток. Я вскочил, оглядываясь по сторонам, всматриваясь в глубину леса, но ничего подозрительного не увидел. Или, вернее, никого. Затем снял ботинок и поставил ногу на носок рядом с этими загадочными следами, которыми, кстати, было покрыто всё вокруг, словно эта тварь танцевала около меня, покуда я спал. Я даже не хотел думать о подобном, но всё же… это был отпечаток босой человеческой ноги, точно кто-то ходил на носках, не касаясь земли остальной частью подошвы, и ещё… пальцы у него были с когтями, огромными, сантиметров эдак в пять длинной. При этом след был меньше моего на несколько размеров, похожий на женский, или детский. Я не мог поверить своим выводам, пытался найти какое-то логическое объяснение всему этому, ведь невозможно, чтобы кто-то ходил по снегу босиком, ночью, на носочках трёхметровыми шагами! А потом мне на глаза попался ещё один отпечаток… Как я уже говорил, снег сейчас липкий, подтаявший, и поэтому отпечатки очень отчётливые… В общем, то, что я обнаружил, было отпечатком руки. Человеческой руки. Небольшая ладонь, длинные, тонкие пальцы. И когти. Длинные, загнутые вперёд…
Собрался я очень быстро. Очень. И не могу сказать, что я шёл, я бежал! Собрался, чётко следил за компасом, и явно продвинулся вперёд весьма далеко. Уж во всяком случае от того проклятого места, где я ночевал прошлой ночью, и в нужном мне направлении. Когда заметным стало приближение заката, я устал.
Место, которое я выбрал для очередной ночёвки, соответствовало обстоятельствам. Небольшой пригорок на опушке леса, с трёх сторон пустой пологий склон, с четвёртой — несколько низких деревьев, которые могут защитить от ветра и дать дрова для костра. Разведя огонь, я вернулся в лес и прошёл поперёк своих следов, пытаясь выяснить, не шёл ли кто за мной. Ничего подозрительного не обнаружил. Но становилось не по себе, когда находил след зайца, или упавшего с дерева снежного кома. Я решил, что эта тварь потеряла ко мне интерес в силу каких-либо причин, и отправилась куда-нибудь подальше, может, прямо в ад, откуда она, судя по всему, и вылезла. Сейчас уже я абсолютно спокоен, и наслаждаюсь тишиной, разглядывая проплывающие на фоне луны прозрачные облака, и записывая свои мысли.
Я выбросил из головы все эти странные следы, мысли о том, кто их оставил, и пытаюсь заглянуть в будущее, которое нас ждёт. Может, я не стану больше работать, и мы заживём тихой, спокойной жизнью где-то на берегу моря, заведём детей, собаку, в доме, который я построю своими руками. Знаешь, ведь я всегда хотел построить дом. Для тебя. На этом прощаюсь. Буду спать. Надеюсь, спокойно.

* * *

Спокойного сна не вышло. Спать на морозе не так уж просто. Нужно спрятать голову в спальный мешок, чтобы согреваться собственным дыханием, и при этом ты ничего не видишь, естественно… Но при этом ты очень хорошо слышишь, все самые незначительные звуки. Ведь зимой в лесу тишина абсолютная.
И вот лежу я, в этой абсолютной тишине, нарушаемой лишь потрескиванием костра, пытаюсь согреться, как вдруг… я чётко, явно слышу крик, вернее, это было скорее похоже на стон, только очень громкий. Будто стонет женщина, не то от боли, не то от… чёрт его знает. Так протяжно, вроде волчьего воя. И совсем рядом со мной. Я вскочил, точно и не был завёрнут в спальный мешок, схватился за оружие, в одной руке обрез, в другой мачете, стал метаться из стороны в сторону, пару раз выстрелил в пустоту, когда мне померещилась какая-то тень, но так никого и не увидел. Но вновь всё вокруг было усеяно этими проклятыми следами. О сне теперь не может идти и речи. Я собираюсь и иду дальше.

24 января 2011 года

Даже не знаю, что тебе сказать. Вернее, с чего начать. Поэтому просто буду описывать события в том порядке, в котором они происходили.
Когда я вышел из своего лагеря, в спешке собрав вещи и постоянно оглядываясь назад, было уже темно, но ещё не так уж и поздно — около девяти часов вечера. Идти было легко — снег неглубокий, твёрдый, подмороженный после дневной оттепели. Из-за полной луны очень светло, ветра нет, да и ландшафт способствующий быстрой ходьбе — затяжной пологий склон, перешедший затем в равнину, в конце которой, однако, далеко на горизонте чернел лес. Я шёл настолько быстро, насколько это возможно с сорока пятью килограммами за спиной, да ещё и постоянно оглядываясь назад.
Трудно передать, как мне не хотелось с равнины, на которой даже ночью прекрасно видно всё на расстоянии нескольких километров вокруг, заходить в эту тёмную чащу, заваленную буреломом, в которой за каждым деревом может прятаться… она. Несомненно, это женщина, какая-нибудь сумасшедшая, или ведьма, или чёрт знает, что эта тварь из себя представляет. Но выбора у меня не было, впрочем как и другой дороги, компас указывал направление в тёмные заросли, казавшиеся в лунном свете глухой стеной.
После залитой лунным светом долины это был, словно другой мир. И в нём я сразу почувствовал себя очень… В общем, почувствовал опасность. Не явно, не от подозрения в том, что меня преследуют, а как будто кожей, словно меня окунули в ванну с чистым адреналином. Таков был этот лес. Впрочем, я и сейчас всё ещё нахожусь в нём.
Я пробирался сквозь бурелом, спутанный сухими стеблями каких-то колючих кустарников, потеряв счёт времени и пройденным километрам, которых, как мне кажется, было совсем немного. А потом… Потом вдруг всё изменилось…
Это было похоже на автомобильную аварию — когда едешь себе спокойно, в своей машине, в своём собственном мирке, а потом вдруг — бах! И за доли секунды всё меняется, и реальность, за которую мог поручиться минуту назад, разбивается вдребезги и складывается уродливым пазлом в совершенно другую картинку.
Так случилось и в тот момент. Я повернулся, не знаю, как мне показалось, направо, и краем глаза увидел движущуюся на меня тень. Автоматически, за долю секунды, я поднял обрез и выстрелил, почти не целясь. Тень отбросило. Я подошёл к ней, и особо не разглядывая, что это и кто это, разрядил в силуэт на снегу весь магазин. Спешно перезарядил ружьё, и только потом принялся рассматривать: что это за существо я подстрелил. Но было настолько темно, что с расстояния в пару метров, а ближе я опасался, или брезговал подойти, тяжело было рассмотреть детали. Явно было только то, что это человек, или его подобие. Быстро, насколько только мог, я и сделал факел из сухих веток.
Теперь я мог в деталях рассмотреть… это. Передо мной действительно была женщина, а правильнее сказать, самка. Она лежала на боку, явно видно было женскую грудь, которая, как и всё её тело, покрыта редкой шерстью. Ноги и руки тощие, пальцы заканчиваются длинными жёлтыми когтями. Лица не было видно, оно смотрело в землю, и было прикрыто волосами. Когда я собрался с духом и стал переворачивать тело ногой, оно вдруг зашевелилось. Я снова начал стрелять — в упор, не считая патронов, до сухого щелчка бойка. Я видел, как картечь входила в её тело, как куски свинца вырывали в клочья из её рук, живота, лица, срывали с неё кожу с клоками волос, обнажая чёрную (при свете луны) плоть. Несколько минут у меня не получалось отвести от неё взгляд. Я стоял и смотрел на неё, всё ещё держа на прицеле разряженного ружья. Затем отошёл назад на пару шагов, присел на какое-то бревно и закурил, всё ещё продолжая смотреть на обезображенный труп. Выкурил одну сигарету, затем закурил другую.
Возможно, эта вторая сигарета спасла мне жизнь. Когда я докурил её до половины, я увидел, как тело на снегу пошевелило ногой. Сначала я подумал, что мне показалось, но потом она подняла голову и посмотрела на меня. Затем стала подниматься. Я вскочил, вскинул обрез, и только теперь вспомнил, что он разряжен. Лихорадочно я вытащил из кармана два патрона, воткнул их в затвор, и выстрелил, когда эта тварь уже прыгнула на меня.
Она снова упала, но в этот раз на спину. Теперь я мог рассмотреть её лицо, хотя к тому, что я увидел, вряд ли подходит это слово. Покрытое запёкшейся кровью, оно было явно человеческим, но с такими странными чертами, как если бы на нём сделали очень много пластических операций, это единственное сравнение, приходящее мне на ум. И ещё... Из раскрытого в предсмертной конвульсии рта торчали клыки — жёлтые, длинные и тонкие. Наверное, это вампир, хотя я и не верю во всю эту чушь, но теперь… Теперь я знаю, что нет никаких чёрных плащей до пят, бледных красивых мордашек с аккуратными белыми зубками, а есть жуткие уродливые твари, при виде которых испытываешь только отвращение. Природа этого существа мне до конца не понятна, но разбираться в ней мне не интересно.
Так вот. После того, как я расстрелял её в очередной раз, мои мысли сразу же обратились к оставшемуся количеству патронов. Их было двенадцать, и становилось понятно, что если я каждый раз, когда эта тварь оживает, буду палить в неё до опустошения магазина, то долго я не протяну. Даже не знаю, почему тогда я решил, что она снова оживёт. Но я не ошибся.
Через пару минут после того, как я перезарядил обрез, она снова зашевелилась, сразу пытаясь подняться. Я не стал выжидать, что будет дальше, а просто подошёл, приставил ствол вплотную к её голове и нажал на курок. Тварь отбросило на землю, она пару раз дернулась и застыла.
И только теперь я начал думать, что же делать дальше? Бежать — не выход, она меня догонит, и очень быстро. Каждый раз отстреливать ей башку — патроны кончатся через пару часов, и что дальше? И сразу же подумал — что будет, если ее зарезать, ну или проткнуть ножом, выпотрошить, ну в общем… я достал из-за спины мачете. Хотя это не то чтобы мачете, по определению, этот термин к нему явно не подходит… Это оружие моей конструкции и собственного изготовления. Почти полуметровое кованое обоюдоострое лезвие шириной в ладонь, на двуручной рукояти. Им удобно пробиваться сквозь заросли, а рубить дрова не хуже, чем топором, и если понадобится кого-то убить… лучшего орудия не найти.
Я стал рядом с неподвижным телом твари, зажав мачете обеими руками, и приготовился нанести удар. Ждать долго не пришлось. Как только она зашевелилась, я загнал лезвие ей прямо в сердце, с такой силой, что оно прошло сквозь тело и вошло в мерзлую землю сантиметров на пятнадцать. Я не стал его вынимать. Отошёл на пару шагов, сел на бревно, подбросил веток в костёр, закурил, и стал ждать, что же будет дальше.
Через несколько минут тело задергалось, зашевелилось, и через несколько секунд снова обмякло. То же самое повторилось и в следующий раз. И потом... И вроде бы ничего не менялось, кроме одной детали: тварь каждый раз дёргалась всё дольше, и всё более успешно пыталась выдернуть нож из груди. Я не мог придумать, что делать дальше, в голове роились мысли одна противнее другой, но всё же, я обязан был предпринять хоть что-то.
Знаешь, был один случай, давно, в детстве… Мне было лет пять, может шесть… Отец поймал на рыбалке большую рыбу, может сома, может, ещё кого, неважно… Она была ещё живой, трепыхалась, вырывалась из рук, потом ещё какое-то время лежала в большом тазу с водой на кухне. А затем пришло время её готовить… Не знаю почему, но отец сказал, что именно я должен убить её. Я остался на кухне один, пока все смотрели телевизор. Достал рыбу из таза, положил её на разделочную доску на кухонном столе. Передо мной на стене висели все эти ножи, большие ложки, прочая утварь, которая всегда казалась чем-то весёлым и интересным, бывшей той же частью моего мира, что и семья, сопровождая завтраки и ужины в тепле семейного очага, а теперь… теперь я посмотрел на все эти вещи иначе… Среди них был топорик. Я снял его с крючка, крепко сжал двумя руками, посмотрел на рыбу… Она лежала на столе, такая большая, красивая, живая… Я прицелился, прикусил губу, и отрубил ей голову. Теперь передо мной на столе лежало мясо. Иногда мне кажется, что в тот день я перестал быть ребёнком...
Всё больше я чувствовал усталость. Нужно было предпринять какие-то действия и двигаться дальше. То, что я сделал, казалось мне единственно верным решением. Когда тварь в очередной раз задёргалась, я выстрелил ей в грудь, достал нож, размахнулся и, собрав воедино все свои силы, отсёк ей голову.
Меня охватило какое-то оцепенение. Ещё пару дней назад я чувствовал себя чем-то вроде туриста, спокойно прогуливающегося по зимнему лесу, а сейчас я стою перед трупом чудовища, голова которого валяется в паре метров от тела, и под ногами пропитанный кровью снег. Я смотрел на отрубленную голову, и вспоминал ту рыбу.
«Если тогда закончилось моё детство, то что же закончилось теперь», — думал я.
Прошло около получаса и начало светать, тело не шевелилось, но во мне до сей поры таились опасения. Я достал верёвки, которые лежали у меня в рюкзаке, связал труп и привязал его к дереву. А голову упаковал в герметичный мешок, в котором раньше лежали сигареты и спички, и взял с собой. Так, наверняка, не прирастет назад, бред конечно, но кто его знает, после всего, что было…
Через два часа упорной борьбы с высохшими зарослями лес закончился. Отойдя от него с полкилометра, я остановился у одинокого дерева, развёл костёр, повесил голову в мешке на ветку и заснул.

25 января 2011 года

Когда я проснулся, уже начинало темнеть. А так же заметно похолодало. Если раньше было всего лишь немного ниже ноля, а днём хоть как-то согревала оттепель, то сейчас мороз усилился, и стало не менее минуса пятнадцати, а может даже и поболее. О том, что будет ночью, не хочется и думать, идти куда-либо бесполезно, так что необходимо запастись дровами и как следует организовать место для сна. Сейчас не буду терять времени, и займусь всем этим, а к дневнику вернусь позже, когда стемнеет, и я буду трястись от холода у костра.

* * *

Теперь я стал ненавидеть всё это. Этот снег, мороз, это золото, ради которого я всё это терплю, и самого себя, за то, что в один прекрасный момент не стал жить так же, как живут все мои друзья, а предпочёл тихой офисной тягомотине всю эту романтику с экстримом и опасностью вперемешку. Ведь что это такое на самом деле я узнал только вчера, а может быть, по-настоящему мне ещё предстоит узнать. И самое главное, что сбежать теперь от этого невозможно, некуда, да и просто нет сил. А может быть, это просто накатившая минутная слабость, которую я не могу себе позволить.
Я принёс дров, развёл огонь. С каждой минутой становилось всё холоднее, солнечный свет затягивался горизонтом, и его сменяло холодное лунное свечение. Воздух будто трещал от мороза, который даже при полном отсутствии ветра пробирал до костей, стоило только отойти от костра.
Не знаю почему, зачем, но я решил посмотреть на голову в мешке. Может, в какой-то момент я решил, что её там нет, ибо со мной ничего и не произошло. Или же я хотел убедиться, что она там действительно есть, дабы убедиться в реальности своего положения и самого себя, так как мне казалось, точно я во сне, и пейзаж вокруг, будто нарисованный, и жуткая усталость, настолько усиливали это ощущение, будто играю какую-то роль в каком-то нелепом фильме ужасов.
Так вот, не знаю, зачем я это сделал. Но всё же, я засунул руку в мешок. Пальцы почувствовали спутавшиеся жесткие волосы, холодную, твердую мертвецкую кожу, застывшие губы. А затем боль. Четыре острых клыка вошли в мою ладонь, и встретились, пробив мясо и кости. Я выдернул из мешка руку, в которую мертвенной хваткой вцепилась отрезанная голова. Я бил её об покрытую снегом землю, об дерево, кулаком свободной руки, но ничего не могло ослабить её хватки. Боль и страх не давали сосредоточиться и принять хоть какое-то решение, помогшее бы мне освободиться, а потому я попросту продолжал осыпать голову ударами. Вскоре я потерял равновесие и упал, оказавшись рядом с костром. Не раздумывая, я сунул руку с вцепившейся в неё головой в огонь. Меня обдало жаром, рукав загорелся. Я потушил его, и немного отодвинулся, оставив в огне только руку с головой, поджаривая последнюю, будто какой-то адский шашлык. Невыносимая вонь горелых волос и поджаривающегося тухлого мяса казалась мне ещё хуже боли. В конце концов, хватка ослабла, и челюсти разжались. Я упал на снег, схватившись за руку, а голова, скатившись по углям, осталась лежать на снегу рядом с костром. Она была обгоревшая, обуглившаяся дочерна наполовину, и смотрела на меня жёлтым закатившимся глазом через сгоревшее веко.
Я посмотрел на ладонь. С двух сторон четыре раны, но крови почему-то не было, и боль прошла почти мгновенно. Затем посмотрел на голову. Теперь она смотрела на меня и шевелила губами, издавая какие-то шипящие звуки. Я подошёл к ней, накрыл мешком, перевернул его, завязал потуже, и несколько раз ударил об дерево со всей дури, чтобы эта тварь заткнулась. Я хотел сразу же бросить мешок в костёр, но вместо этого повесил его на дерево, не найдя в себе сил для новых ощущений, подобных тем, какие я только что пережил за этот вечер. Покурил, попил чаю, успокоился, записал всё происшедшее в дневник, и подумал попробовать заснуть. Из мешка больше не раздавалось ни звука. Я решил, что на рассвете разведу костёр побольше, брошу в него эту треклятую голову вместе с мешком, и уйду. Идти мне осталось недолго, судя по всему, и завтра я, возможно, уже дойду до людей, уеду далеко отсюда на первом же транспорте, который мне попадётся, и забуду навсегда об этом кошмаре.
И ещё одно обстоятельство меня беспокоит. Когда я вернусь домой, если конечно вернусь, каким я буду после всего пережитого здесь. Ведь я столкнулся с такими вещами, выходящими за рамки понимания, и которые расширяют границы восприятия мира. Даже не представляю, что будет мне мерещиться, когда я буду заходить в тёмный переулок. Думаю, теперь каждую ночь я буду видеть совсем иначе, и может быть, буду искать в ней нечто необычное, страшное…
И всё же, желаю тебе доброй ночи, дорогая моя, со страниц, которые ты скорее всего никогда не прочтёшь. Ведь даже здесь, где ты, по всей вероятности, никогда не побываешь — в этом кошмаре, в какой тебе, дай не Бог, когда-нибудь попасть, только мысли о тебе не дают мне сдаться и придают силы двигаться вперед. Надеюсь, что завтра я уже буду дома.

26 января 2011 года

Никогда ещё у меня не было такого хорошего утра. Когда я открыл глаза, я увидел мир таким, каков он есть на самом деле. Это такое странное ощущение, неведомое мне в прошлой жизни. Я ощутил новое для себя измерение — я почувствовал, как природа наполняет меня силой, почувствовал необыкновенную лёгкость, и стал видеть то, что мне не дано было видеть ранее. Я стал видеть течение времени, мне стали слышны голоса всего, что меня окружало, и все они шептали мне о ней. Я открыл мешок, и достал голову. Теперь она не была ужасной, нет, она была прекрасна. Она велела мне положить руку на сердце. Так и есть, оно больше не бьётся. Теперь моё тело мертво, хотя я ощущаю себя вполне живым и здоровым.
Она рассказала мне, что не случайно преследовала меня. Её специально послали, чтобы позвать меня на встречу с кем-то, кто мне не известен, но знает обо мне. Эта встреча состоится далеко отсюда, и мне придётся возвращаться назад, туда, откуда я пришёл, и идти ещё дальше. Но меня это не пугает. Я могу двигаться быстро, и совсем не устаю. У меня нет одышки, ибо я больше не дышу. Я не чувствую холода, мне абсолютно не нужна не только тёплая, но и вообще любая одежда, мне не нужны огонь и еда. Я возьму с собой только её — эту голову. Она будет направлять меня.

Моего прошлого больше не существует. Я умер, и моя жизнь началась заново. Прощай!

Катя закрыла блокнот, положила его на колени, и с усталым видом потерла виски. Встала, размяла затекшие ноги.

«Бред, полный бред» — думала она. Катя вышла из ванной, и миновав короткий коридор, вошла в кухню, где сидела её сестра, успокоившаяся, и теперь задумчиво вертевшая стоявшую перед ней пепельницу, полную окурков. Катя посмотрела на сестру, и задала вопрос, на который ранее так и не получила вразумительного ответа.

— Слушай, так как он к тебе попал, блокнот этот?..

2

Слепой старик поднял голову и зашевелил сухими губами. Его разбудил ветер, завывающий снаружи, поднимающий с полей снег, круживший в воздухе, словно вальсируя, издавая при этом приятный, но в то же самое время тревожный шелест.

Раздался звук приближающихся шагов, сопровождаемый морозным скрипом, который, однако, не мог скрыть лёгкого пошаркивания, свойственного хозяину заведения. Через несколько секунд заскрежетал ключ в замке, дверь открылась, запуская морозный свежий воздух, и бармен заскочил внутрь, спешно её закрывая.

— Эй, ты как тут? Живой?

Старик не спешил с ответом.

— Да куда ж я денусь?!… В моем деле главное — дождаться выпивки. Ты давай, кстати, не затягивай.

Бармен взял со стойки едва начатую бутылку, два стакана, подошёл к старику, и устроился за его столиком.

— Знаешь, ты прости меня… Я не хочу быть грубым с тобой, постоянно говорить все эти гадости, травить тупые шутки… Ты же мой друг, и очень мне помогаешь…

Бармен похлопал старика по плечу и наполнил стаканы тягучей прозрачной жидкостью.

— Сегодня выгнал? — спросил старик.

— Да нет, старые запасы. Давай выпьем, да может, расскажешь чего. Ты ж мастер на всякие истории. А сегодня такой снегопад, что клиентов скорее всего нам не видать, как своих ушей... Будем сами куковать здесь до утра.

— Да нет, ты не прав. Будут сегодня клиенты. Будет и история. Только попозже. Ты вскипяти воды, для кофе.

— Кофе? Да в последний раз кофе здесь пила моя покойная жена, а её уж лет пять как нет. Скажешь тоже — кофе! А может, еще и кекс испечь?

Хозяин затрясся от смеха, проливая самогон из стакана на стол.

— Ну ты насмешил. Давай выпьем лучше.

Они выпили. Старик поморщился, улыбнулся, и сделал вид, что поправляет несуществующий галстук. Бармен непонимающе посмотрел на него, и собрался сказать что-то, по его мнению, остроумное, но его прервал звук дверного колокольчика, звук которого слился с звонким, тонким голосом, произнесшим:

— Чашечку кофе, пожалуйста!

— Юг. — прошептал старик, не переставая улыбаться.

ЮГ

И всё же, позвольте вмешаться. Перед тем, как вы прочтете эту часть повествования, я хочу рассказать вам одну притчу. Итак...

Однажды, спасаясь от гнева Господнего, Дьявол превратился в собаку, сидящую у дороги. К нему подошла кошка, и спросила:
«Собака, где найти тёплый дом?»
И Дьявол не ответил. К нему подлетела птица, и спросила:
«Собака, где найти сухой хлеб?»
Дьявол снова не ответил. К нему подошел мальчик, и спросил:
«Собака, где найти мяч, что я потерял?»
Дьявол в третий раз не ответил. К нему подошла девушка, и спросила:
«Дьявол, где мне найти свою любовь?»
Тогда Дьявол ответил:
«Иди прямо по этой дороге, и ты очень скоро её встретишь!»
Девушка поблагодарила его и пошла вперёд по дороге. Дьявол окликнул её:
«Девушка, постой! Неужели ты не хочешь попросить у меня богатство, славу, или власть???».
«Мне некогда, Дьявол! Меня ждёт Любовь!»

Любовь — это чувство, на самом деле настолько многоликое, что к нему не применимы никакие шаблоны. Иногда самоотверженная, иногда слепая, глупая, иногда расчетливая, но от этого не становящаяся хуже или слабее. И все эти виды любви объединяет одно — эгоизм. Ведь, когда один человек любит другого, он думает только об одном — о себе. Его мысли о вожделенном предмете вызваны лишь желанием заполучить его, и именно поэтому любовь быстро проходит, когда предмет этот становится неотъемлемой частью комплекта постельного белья. Конечно, бывают исключения в виде абсолютной преданности, единства мыслей, самоотверженности, и так далее, но неизменно, любовь — самая распространенная валюта при скупке душ.

3

Ей было сорок три. Точнее, она так считала, якобы ей уже сорок три. И в этом для неё не существовало компромиссов. По её мнению, жизнь или заканчивалась, или уже закончилась. Тем не менее она была недовольна тем, как она прошла по своему жизненному пути.

Каждый день, каждый час, и каждую минуту она сожалела о том, этом, и всяком разном, и причиной своего недовольства находила лишь в одном: она не была красивой. Нет, она не была уродливой, и многие считали её вполне привлекательной, но все же черты её лица сложились вместе не так удачно, как ей хотелось бы, и результат был очевиден, как она считала, подводя итоги сорока трёх лет одиночества.

Молодость для неё была периодом рушения юношеских амбиций, а не чем-то ярким и весёлым, как для всех её друзей и подруг. В итоге, к тридцати годам она стала законченным пессимистом, считающим, что изменить её тусклую и унылую жизнь может лишь чудо, в которое она, конечно же, не верила.

Следующие несколько лет прошли как один день: работа — дом, ужин в одиночестве, холодная постель. Миновав, в конце концов, сорокалетний рубеж, она совершенно закрылась в себе, перестала следить за модой, покупать косметику, и окончательно превратилась в серую мышь. Она оценивала свою жизнь, как «существование в ожидании смерти», хотя где-то, в глубине души, по-прежнему продолжала верить, как верила, когда была маленькой девочкой, что в её жизни все-таки может ещё случится чудо, и она встретит настоящую любовь — своего настоящего принца на белом коне. Однако реальность была совсем другой — не такой, как грезилась ей, они настойчиво напоминала о себе отражением в зеркале, скучными днями, и абсолютным, всепоглощающим одиночеством.

Хотя она и была серой мышью, но это вовсе не значило, будто бы её не за что было уважать, и тем более любить. Ведь она никогда не желала и не делала зла. В её душе не было зависти, она никогда не врала, ничего не скрывала, была добродушной, откровенной и наивной. Тем не менее с её лица никогда не сходила улыбка, становившаяся год от года всё печальней. Печальной от того, что если бы черты её лица сложились немного по другому, то она, наверняка, смогла бы стать настоящей прекрасной принцессой.

И как бы то ни было, её грёзам не суждено сбыться. Именно об этом она размышляла, сидя перед зеркалом в один из холодных зимних вечеров, укутавшись в шерстяной плед и расчёсывая седеющие русые волосы.

Её лицо пронизывали мелкие морщины, кожа становилась дряблой, в больших карих глазах, смотревших с отражения, не было ничего, кроме грусти.

«Зачем я жила. Кому я была нужна в этой жизни, зачем это все?» — думала она, выключила настольную лампу отвратительно-зелёного цвета, и пошла спать.

Ей снился сон... будто она — прекрасная Ангелина^*, и…

Ангелина и Демон сидели за столиком в кафе где-то по дороге между Адом и Раем, и неторопливо попивали горячий чёрный кофе, не решаясь завести разговор.
— Ну и, как там у вас, в аду? — не выдержав затянувшейся паузы, наконец-то, спросила Ангелина.
— Да жарко чертовски… и всё время чертовщина какая-то твориться… — ответил Демон. — А у вас, в Раю чего новенького?
— Да, всё по-божески… Безгрешное спокойствие… — улыбнувшись, проговорила Ангелина, и снова над столиком воцарилось неловкое молчание.
Ангелина вертела в руках чашечку, помешивая ложечкой кофейную гущу осевшую на дне, поглядывая на Демона, сложившего руки на груди, и уставившегося невидящим взглядом куда-то далеко в сторону.
Свинцово-серое, хмурое небо, грозящее вот-вот разразиться весенним дождём, навевало на неё печаль, ветер пробирался под крылья, которыми она обернулась словно шалью, будто напоминая своей прохладой о так волновавших её мыслях об одиночестве.
— А вот скажи!— неожиданно, с энтузиазмом сказала она — Ведь ты можешь дать мне любовь! Правда, ведь?
— Да, я могу создать любовь из пустого места, — задумчиво проговорил Демон — Тебе этого не дано, вмешиваться в Божий промысел, а я могу... Зачем спрашиваешь?
— Просто так, — смущенно ответила Ангелина, нервно играя чашечкой. — Ну ладно, не просто так!.. — Ангелина взяла Демона за руку, и посмотрела ему в глаза — Сделай это! Подари мне любовь, прошу тебя! Я ведь так одинока!
Демон грустно взглянул на неё. В его глазах зажегся огонь, который он тщательно прятал раньше. Он протянул Ангелине руку, сжатую в кулак, и открыл ладонь. На ней билось, и пылало в огне, сердце Демона.
— Вот тебе моя любовь, возьми её! Это сердце вечно будет твоим, и огонь в нём никогда не погаснет, ты же знаешь...
Ангелина задумчиво посмотрела на Демона. Его красота подчеркивалась бликами от пылающего на ладони сердца, пронизывающий взгляд чёрных глаз манил страстью, которая одновременно и притягивала, и пугала её.
— Да, я знаю... Но... Ты же обычный Демон... А я — Ангелина, — грустно ответила она — Ты мне нравишься, очень... Но я не могу... Слишком уж мы разные...
—Да какое это имеет значение, в сравнении с вечной, неугасающей любовью… — сказал Демон, протягивая ладонь с пылающим сердцем ближе к Ангелину.
— Нет, я не могу… Мне нужен Ангел или, на худой конец, Херувим или Серафим…— грустно ответила она, отворачиваясь, дабы не смотреть Демону в глаза. Тот убрал ладонь, спрятав сердце назад в грудь.
— Ну, что же… Ты получишь свою любовь, но есть одно условие…— сказал он.
— Какое? — заинтересованно спросила Ангелина.
— Ты встретишь его, но... — он сделал многозначительную паузу.
— Что значит твоё «но»?
— Но меня ты никогда больше не увидишь, — ответил Демон, пристально глядя Ангелине в глаза. Та смущенно отвернулась, и сказала:
— Всего-то?!.. Я согласна!.. Где подписать?..
Демон протянул ей салфетку и достал из кармана хрустальную иголку. Ангелина проколола палец и, расписавшись кровью на салфетке, вопросительно посмотрела на Демона.
— Демон встал из-за стола, поднял воротник плаща и пошёл куда-то в сторону Ада.
— Спасибо! —крикнула ему вслед Ангелина, и весело побежала в сторону Рая.

На следующий день Ангелина, наконец-то, встретила своего белокурого красавца — Ангела неписанной красоты. Он красиво ухаживал за ней, нежно заглядывал в глаза, одаривал различными подарками, страстно целовал, а секс был просто великолепен... В общем, они были счастливы. Но время шло, принося в их жизнь обыденность и постепенно убирая романтику на самый задний план.
Белокурый красавец пропадал на работе, зачастую забывая даже позвонить ей, приходя домой смотрел футбол, лёжа на диване, а потом и вовсе исчез, оставив ей небольшую квартирку в Раю и немного приятных воспоминаний.
Она же была спокойна, утешая себя мыслью, что любовь была, жизнь удалась, и теперь она может спокойно встретить свою ангельскую старость.
Так продолжалось до тех пор, пока однажды ночью она увидела сон. Ей приснилось горящее сердце Демона на его ладони, его пылающий взгляд, силе которого невозможно сопротивляться, его любовь.
Она проснулась будучи вся в холодном поту, и единственным желанием её было снова посмотреть Демону в глаза через огонь пылающего сердца на протянутой ладони. «Ты никогда больше меня не увидишь» — вспомнились ей вдруг его слова, однако почему-то она была уверена, будто бы знает, где его можно найти.
Ангелина спешно оделась, и побежала к ущелью, разделявшему Рай и АД.

Испуганно шагая по дну ущелья, тускло освещаемого отражением сливающихся в небе над ним света и тьмы, Ангелина всматривалась в трещины в скалах, иногда выкрикивая имя Демона. Вдруг она заметила пещеру с исходившим из неё слабым светом.
Ангелина войдя туда, увидела стоящее в куче золотых монет зеркало с, тускневшим в нём, отражением того самого Демона, которого она и искала.
Он сидел, свободно откинувшись в кресле, попивал кровь из хрустального кубка и слушал песню, исполняемую задом наперёд двумя засохшими розами, которые стояли в погребальной урне. Ангелина радостно подбежала к зеркалу и постучала в него. Демон обернулся, она улыбнулась и помахала ему рукой. Тот посмотрел на неё безразличным взглядом, и сказал удивленно:
— Кто ты? Что тебе нужно?
— Это же я, твоя Ангелина, ты любил меня, разве не помнишь? — прокричала она в зеркало.
— Ты — Ангелина, а я — простой Демон, у нас не может быть ничего общего, я не знаю тебя, уходи! — равнодушно ответил Демон.
Ангелина заплакала от отчаяния, вспоминая условия их договора, понимая, что по-настоящему любит Демона, но эта любовь обречена на безответность из-за той ошибки, что она совершила когда-то. В отчаянии, она выхватила из пальцев валявшегося на земле скелета нож, и прокричала Демону:
— Раз ты не полюбишь меня такой, может это поможет! — и вонзила нож себе в грудь. Кровь в её венах почернела, лишая её кожу белизны, с крыльев осыпались перья, сделав их крыльями летучей мыши, а нимб над головой сменился огнём в глазах. Совершив смертный грех, Ангелина превратилась в Дьяволицу.
— Ну, а так я больше тебе нравлюсь? — прокричала она Демону. Тот посмотрел на неё с улыбкой, и произнёс:
—Ты разве не видишь, что разговариваешь… с зеркалом — он рассмеялся...
В этот момент отражение поменялось, и она стала видеть в нём только себя — Дьяволицу.

В этот момент она проснулась Она не помнила ничего из того, что ей снилось, тем не менее она испытывала все те ощущения, которые были в нём. Умывшись и наспех позавтракала, она стремглав побежала на работу. Она проспала дольше обычного, а потому сильно опаздывала.

При этом она забыла надеть шапку, и морозный ветер покрывал мелкими снежинками её непослушные вьющиеся волосы. Не успела она подойти к остановке, как перед ней распахнул двери только что подъехавший автобус. Она вошла в него и огляделась. Салон был полупустым, однако сидячих мест не оставалось. Вдруг она заметила, что ей уступает место весьма симпатичный мужчина, у которого, однако, было кольцо на безымянном пальце. Она сидела у окна, смотрела на проплывающий мимо городской пейзаж, и он впервые за долгое время не казался ей столь мрачным и отрешенным, как это было прежде...

Прошло некоторое время. Автобус остановился на нужной ей остановке.

Когда она выходила из автобуса, ей на встречу протянулась рука в кожаной перчатке. Перед ней стоял красивый блондин с голубыми глазами и белоснежной улыбкой.

Он проводил её до работы, по дороге они непринуждённо болтали о судьбе и её странностях, совершенно не замечая пронизывающего зимнего ветра и неожиданно начавшегося снегопада.

Подходя к торговому центру, где она, собственно, и работала они условились встретиться вечером, после работы, в одном из элитных кафе неподалёку.

Прощаясь, он старательно занёс номер её сотового в телефонную книгу своего мобильника, сделал контрольный звонок, дабы проверить правильность записанного номера, и обещал позвонить не позже половины пятого, чтобы обсудить детали рандеву.

Она весело вбежала в фойе торгового центра, мельком, по привычке, взглянула на себя в большое зеркало на стене, и остановилась, не в силах сдвинуться с места, не веря своим глазам. Подошла поближе, потрогала руками лицо, затем зеркало. Она сильно изменилась, и эти изменения, хоть и были очевидными, но такими незначительными… кроме одного. Она стала выглядеть гораздо моложе.

На вид, ей было не более двадцати пяти, но если пристально присмотреться и задуматься, как следует, то эта цифра переместится максимум ближе к тридцати, но никак не далее. Однако, не это было главным в её преобразовании. Вроде бы мелочи, но… Например, нос стал менее курносым, не так и заметно, но он больше не был нелепым. Изгиб бровей — он появился, пусть небольшой, но брови больше не казались частью рисунка пятилетнего ребенка. И так во всей остальной внешности.

Волосы стали пышными и приобрели красивый живой блеск, кожа засияла румянцем, губы лишились морщинок, подбородок подтянулся… В общем, она выглядела так, будто только недавно над её внешностью поработал высококлассный пластический хирург.

Но в отражении, не смотря ни на что, она узнавала себя, хоть и другую, но несомненно, саму себя, и это было очень, очень странно.

Если бы её случайно не задел плечом проходящий мимо толстяк, который тут же рассыпался в извинениях дрожавшим от волнения голосом, ей ещё долго не удалось бы оторвать взгляд от зеркала. Она быстро пошла по направлению к магазинчику, в котором работала, опустив глаза, будто чего-то стесняясь. Её мысли перепутались, как и чувства, в которых главенствовали восторг и страх.

Рабочий день она провела практически в одиночестве, провожая взглядом людей, проходящих мимо стеклянных дверей её отдела, и то и дело поглядывая в стоящее напротив большое зеркало в массивной серебристой раме. Она любовалась собой, впервые в жизни. Ей больше не было страшно от произошедших с ней перемен, она даже и не пыталась задумываться об их причинах, всецело погрузившись в мечты, в воплощении в жизнь которых теперь не приходилось сомневаться. Она любовалась своим отражением, будто растворяясь в нём, теряя ощущение реальности. Ей казалось, что она попала в другой мир, и она предпочла бы умереть, нежели вернуться в прежний.

Вдруг в зеркале появилась чья-то тень. Реальность вернулась... Женщине, дабы воспринять её, пришлось потереть глаза руками и рассеянно встряхнуть головой. Продолжая созерцать своё отражение, краем глаза она увидела фигуру мужчины, что-то разглядывавшего у одной из стеклянных витрин. Собравшись мыслями, она развеяла остатки своей отрешенности, и принялась рассматривать первого за этот, подходящий к своему финалу, рабочий день посетителя. Ничего особенного или выдающегося: средний рост, средняя комплекция, на вид, около тридцати лет, слегка помятое чёрное пальто, короткая стрижка. Такого тяжело заметить в толпе, а уж тем более — обратить внимание. Он стоял и сосредоточенно разглядывал дорогой кожаный бумажник, который никто не хотел покупать на протяжении долгих лет.

— Вам помочь? — спросила она, и поразилась новому, необычно глубокому и красивому тембру своего голоса.

— Нет, спасибо. — ответил посетитель ничем не примечательным голосом. — Знаете, я просто убиваю время, хожу по магазинам, рассматриваю всякие вещи… Кстати, я Вам не мешаю? Я могу уйти...

— Да нет, что Вы?!.. Вас заинтересовал бумажник?..

— В каком-то смысле — да. Никогда не видел более бесполезной вещи.

— Почему так?

— Нет, я, конечно, видел бумажники и раньше… — он улыбнулся, — но только сейчас задумался… Чехольчик для денег — такая нелепость. Не стоит он того, что человек проводит львиную долю своей жизни, чтобы заработать их, или украсть, или взять в долг, ссорится из-за них с женой, с друзьями, так ещё он должен иметь для них специальный чехольчик, и обязательно дорогой, чтобы все смотрели и завидовали, а драгоценные бумажечки не помялись. Как трогательно, не находите?

— Никогда не задумывалась над этим. А Вы, я вижу, не любите деньги?

— Я не делаю из них фетиш. И жадным быть не могу. Действительно, счастье ведь не в деньгах.

— А в чём же, по-вашему?

— Если бы я знал — был бы счастлив. А Вы? Что думаете по этому поводу?

Она задумалась. Она не знала ответа. Поэтому ответила первым, что пришло ей в голову, и чего ей больше всего не хватало:

— Наверное, любовь.

— В этом Вы не оригинальны. И что же это — любовь?

— Я не знаю.

— Как же? Такая красивая девушка, и не знаете, что такое любовь?

— Я не всегда… — она осеклась на полуслове — Не особенно опытна в серьёзных отношениях.

— А вот скажите… Нет, минутку!

Он вдруг поднял указательный палец, и быстро вышел. Она удивленно раскрыла рот, поражаясь своему странному собеседнику, но не успела опомниться, как тот вернулся с двумя картонными стаканчиками горячего кофе из автомата. Широко улыбаясь, нахально зашёл за прилавок, и сел на стул напротив неё, положив ногу на ногу.

— Итак. Скажите, что лучше — когда любят вас, или, когда любите Вы?

— Конечно же, когда чувство взаимно. Но, со мной такого не случалось.

— Неужели никто не смог растопить ледяное сердце роковой красавицы?

— Дело не в этом. И я не обязана отвечать.

— Конечно, конечно. Особенно человеку, праздно убивающему время разглядыванием бумажников.

Она рассмеялась, и почувствовала симпатию к сидящему напротив, мирно попивающему кофе молодому человеку. Впервые посмотрела на него с интересом, отметив, что он весьма недурен собой, и к тому же, судя по всему, не глуп. Во всяком случае, не ограниченный идиот, какими пестрило её былое окружение.

— А чем Вы занимаетесь, кроме того что рассматриваете бумажники и ненавидите деньги?

— А какое это имеет значение? Я это я, и чем бы я ни занимался, другим я не стану. Более или менее собой, хуже или лучше. Например, ваши ассоциации, кто я?

— Так и не скажешь,… Я не знаю…

— Давайте по-другому. Кого бы Вы хотели повстречать, вот так вот, случайно? Человека какой профессии, или, какого рода занятий?

— А Вы знаете, это и вправду — неважно! Главное, чтобы... — она запнулась.

— Чтобы что?

— Можно я не буду отвечать?

— Да. И так всё понятно.

— Что же Вам понятно?

— Давайте проанализируем. Хотя нет, не стоит вдаваться в анализы, логику… Это неприемлемо в данном случае.

— В каком случае?

— В Вашем...

— Ага, значит у меня уже есть свой случай…

— Именно так. Сказать, какой?..

Она даже не смутилась. Ей было интересно, весело, и… И что-то происходило, что-то, что заставляло её улыбнуться, и посмотреть на него, украдкой, с любопытством, что-то, что делало его слова необычными, а кофе в стаканчике особенно вкусным, почему-то… Тем не менее он продолжил:

— Вам нужна любовь. И не та, при которой двое смотрят друг на друга, как на партнёров по завтракам, эдакий, знаете ли, симбиоз кухарки и кошелька, а та любовь, от которой сгорают дотла, режут вены, сходят с ума…

— Вы меня пугаете?

— Наоборот, заманиваю...

— В сети?!..

— Кто бы говорил! Разве это я сплёл паутину из внеземной красоты, и ещё и самодовольно рассматривал себя в зеркале?

— О, да Вы льстец!

— Просто говорю очевидное. Во всяком случае, то, что Вы безумно красивы — это факт!

Он посмотрел ей в глаза. Взгляд его чёрных глаз будто прожигал разум и впивался в обнажённую, ничем не защищенную душу. Ей стало немного не по себе.

— Я думала, что мои женские чары Вас не тронули…

— Ну да, я зашёл посмотреть на чехольчик для денег…

Она поняла что-то. Только что именно — она ещё не знала.

— Вы, — у нее появилось такое чувство, — Вы будто хотите мне что-то сказать...

— Может только то, что Вы хотите услышать?!..

— И что же это, по-вашему?!..

Он сунул руку в нагрудный карман пальто, и достал оттуда пластиковое красное сердечко, ерунду, вообще не имевшую никакой ценности и смысла, что-то вроде части поломанной детской игрушки. Такие обычно дарят друг другу в День святого Валентина — 14 февраля. Сердечко лежало на его протянутой к ней ладони.

— Представьте, что это моя любовь. Возьми её, и она будет с тобой всегда будет только Вашей, а для тебя — единственной!

Он сказал то, что она хотела услышать. Её телефон назойливо вибрировал по стеклу прилавка, она знала, что это звонит голубоглазый блондин, с которым она познакомилась утром, но она не ответила.

На часах было уже пять утра, когда они, наконец, оторвались друг от друга. Ей не хотелось засыпать, чтобы не просыпаться под звук будильника, трезвонящего о начале нового рабочего дня. Она лежала, повернувшись к нему спиной, сжимая в ладонях обнимающую её руку. Взгляд её направленный на ещё тёмное окно, начинал обретать осмысленность, и она начинала задумываться. Кто он, почему всё произошло между ними так быстро, что будет дальше, хоть сейчас ей было наплевать на всё это. Её переполняли эмоции прошедшей ночи, но всё же...

Она ничего о нём не знала. И это было так странно, слегка пугающе и даже немного интригующе. Она почему-то была уверена, что он не исчезнет с наступлением рассвета, что она может ему доверять, а следовательно, и выбор был за ней.

Она повернулась к нему и улыбнулась, заглядывая в его чёрные глаза, будто пытаясь найти в них ответы на свои вопросы.

— Давай пойдём на кухню выпьем кофе, и ты расскажешь мне о себе… Давай?

Она вскочила с кровати, и, даже не набрасывая на себя халат — абсолютно нагой, вышла из комнаты. Кофе-машина уже была готова выдать порции горячего напитка, а на столе красовались несколько тарелочек с сырными и колбасными нарезками и тонко нарезанным батоном, когда он также, как и она была, без стеснения — абсолютно нагим, вошёл на кухню и сел на табурет у окна.

— Итак! — она наливала по чашкам кофе, озорно поглядывая на него, улыбаясь, будто пытаясь создать шутливое настроение. — Кто ты? Чем занимаешься?

Он на несколько секунд задумался, провел рукой по взъерошенным волосам.

— Знаешь, есть одна история… — он насыпал в маленькую чашку с кофе пару ложек сахара, не спеша перемешал, намазал бутерброд, и только затем продолжил: — Обо мне. О тебе. И о нас... — Он отхлебнул из чашки, закурил, естественно предварительно спросив разрешения у хозяйки.

— Так вот...

Встретились однажды два мудреца. Один из них познал тайну любви, а второй — тайну смерти. Сели они за стол и стали спорить: кто из них умнее. Они спорили не год, и не два, и, наконец, решили попросить кого-то рассудить их, да не просто кого-то, а самого Дьявола. Тот пришёл, выслушал доводы мудрецов, и говорит:
«Что ж. Вот дорога. Тот, кто познал тайну смерти, пойдёт направо и встретит Любовь. А тот, кто познал тайну любви, пойдет налево, и встретит Смерть. Возьмите у них по волосу и возвращайтесь, тогда я смогу вас рассудить».
Разошлись мудрецы. Шли они долго, не день и не два, как вдруг встретились на перекрестке, на котором их дороги слились в одну. Посетовали они на козни Дьявола, который их дороги попутал, да делать нечего, пошли дальше вместе. Шли они долго той дорогой и всё спорили меж собой, как вдруг видят — идёт им навстречу девушка, да настолько прекрасная, что вмиг забыли они, зачем каждый из них шёл. Остановились они, смотрят на неёе зачарованно, а она и говорит:
«Достанусь я тому из вас, кто мне волос с головы Дьявола принесёт».
Вмиг те развернулись и побежали назад. Добежали до перекрёстка, побежали каждый своей дорогой, и снова встретились у стола, за которым сидели и спорили. Видят, а Дьявола-то нет, только на столе волос его лежит. Стали они за волос этот драться, да и поубивали друг друга. И за грех этот души их прямиком в Ад попали.
А там Дьявол уже ждёт их на троне своём. И говорит он:
«Что ж, как я и сказал, встретили вы и Любовь, и Смерть. И теперь я могу вас рассудить. Оба вы глупцы, раз из-за пустой женской прихоти в Ад попали».
Сокрушались те над своей глупостью, и спрашивают:
«А что то за девушка была? Может, это Коварство, или может, Хитрость? Или Красота?»
А Дьявол и отвечает:
«Да нет. Простая девушка».

— Не понимаю, как это касается нас? — задумчиво спросила она.

— Ещё поймешь. — ответил он — Я не до конца рассказал эту притчу.

Он улыбнулся, взял её за руку и привлёк к себе. Поцеловал.

— Не важно, кто я. Важно, что я с тобой. Запомни это. Если хочешь быть со мной, верь в меня, верь в нас. И что бы ни случилось, не предавай. Что ж, пожалуй, мне пора.

Он оделся и вышел, поцеловав её на прощание. На улице уже ярко светило утреннее солнце, разбрасывая по заснеженным дорожкам тени спешащих по своим делам людей. Она подошла к зеркалу. Сегодня она выглядела ещё лучше.

Новый день прошёл, растворившись в туманном взгляде сонных глаз на отражение в зеркале, уже ставшее привычным, и вновь наступила ночь, долгожданная для неё...

Продолжение следует...

______________________

* Здесь и далее — в смысле: Ангел женского рода